В пространстве синего эфира
Один из ангелов святых
Летел на крыльях золотых,
И душу грешную от мира
Он нес в объятиях своих.
И
сладкой речью упованья
Ее сомненья разгонял,
И след проступка и страданья
С нее слезами он смывал.
Издалека уж звуки рая
К ним доносилися — как вдруг,
Свободный путь пересекая,
Взвился из бездны адский дух.
Он был могущ, как вихорь шумный,
Блистал, как молнии струя,
И гордо в дерзости безумной
Он говорит: «Она моя...
Образ красивого, статного юноши, воспеваемого песнями, лишь порой мелькал в ее девичьем воображении. Более всех из виденных ею мужчин под этот образ подходил Яков Потапович, но его, товарища детских игр, она считала за родного, чуть не за сводного брата и не могла даже вообразить себе его как своего суженого, как того «доброго молодца», что похищает, по песне, «покой девичьего сердца». Спокойно, до последнего времени, встречала она его ласковый взгляд и слушала его тихую,
сладкую речь.
Но только послышится звонкий голос Алексея, только завидит она его, горячий, страстный трепет пробежит по всему ее телу, память о промелькнувшем счастье с Евграфом исчезнет внезапно, как сон… Не наглядится на нового друга, не наслушается
сладких речей его, все забывает, его только видит, его только слышит… Ноет, изнывает в мучительно-страстной истоме победное сердце Марьи Гавриловны, в жарких объятьях, в страстных поцелуях изливает она кипучую любовь на нового друга.
Неточные совпадения
Зато поэты задели его за живое: он стал юношей, как все. И для него настал счастливый, никому не изменяющий, всем улыбающийся момент жизни, расцветания сил, надежд на бытие, желания блага, доблести, деятельности, эпоха сильного биения сердца, пульса, трепета, восторженных
речей и
сладких слез. Ум и сердце просветлели: он стряхнул дремоту, душа запросила деятельности.
Я нашел в этой конторе двух молодых купеческих приказчиков, с белыми, как снег, зубами,
сладкими глазами,
сладкой и бойкой
речью и сладко-плутоватой улыбочкой, сторговал у них ось и отправился на ссечки.
Другой, толстый и слащавый, с
сладкой заговаривающей
речью, принадлежал к типу мужицких «говорков», каких можно встретить на каждом сельском сходе; раскольничья выдержка и скрытность придавали ему вид настоящего коновода.
В лавке соседа гудит мягкий,
сладкий голос, течет одуряющая
речь...
Речи слышу
сладкие, а когти вижу острые.
Должно быть, он испытывал большое удовольствие, перечисляя имена угодников и города, — лицо у него было
сладкое, глаза смотрели гордо. Слова своей
речи он произносил на тот певучий лад, которым умелые рассказчики сказывают сказки или жития святых.
Он снова с веселой яростью, обезумевший от радости при виде того, как корчились и метались эти люди под ударами его
речей, начал выкрикивать имена и площадные ругательства, и снова негодующий шум стал тише. Люди, которых не знал Фома, смотрели на него с жадным любопытством, одобрительно, некоторые даже с радостным удивлением. Один из них, маленький, седой старичок с розовыми щеками и глазками, вдруг обратился к обиженным Фомой купцам и
сладким голосом пропел...
В разговорах о людях, которых они выслеживали, как зверей, почти никогда не звучала яростная ненависть, пенным ключом кипевшая в
речах Саши. Выделялся Мельников, тяжёлый, волосатый человек с густым ревущим голосом, он ходил странно, нагибая шею, его тёмные глаза всегда чего-то напряжённо ждали, он мало говорил, но Евсею казалось, что этот человек неустанно думает о страшном. Был заметен Красавин холодной злобностью и Соловьев
сладким удовольствием, с которым он говорил о побоях, о крови и женщинах.
Мне все спалось; спалось несколько слабее, но еще
слаще, и, ютясь все крепче в уголок моего дивана, я вдруг услыхал, как чей-то маленький голос откуда-то из-под шерстяной обивки говорил кому-то такие ласковые
речи, что именно, кажется, такие
речи только и могут прислышаться во сне.
Часто жадно ловил он руками какую-то тень, часто слышались ему шелест близких, легких шагов около постели его и
сладкий, как музыка, шепот чьих-то ласковых, нежных
речей; чье-то влажное, порывистое дыхание скользило по лицу его, и любовью потрясалось все его существо; чьи-то горючие слезы жгли его воспаленные щеки, и вдруг чей-то поцелуй, долгий, нежный, впивался в его губы; тогда жизнь его изнывала в неугасимой муке; казалось, все бытие, весь мир останавливался, умирал на целые века кругом него, и долгая, тысячелетняя ночь простиралась над всем…
Пожалуй, выпью,
Да не об меде
речь! Мне
слаще меда
Твой разговор.
Без
речей, без объяснений промелькнули
сладкие минуты примиренья. Размолвка забыта, любовь в Настином сердце загорелась жарче прежнего.
— Девичьи
речи слаще птичьего щебета! Веселей соловьиного пения голосок ненаглядной красотки! — с улыбкой промолвил молодой Самоквасов, идя навстречу к ней.
От сонной истомы раскрыты алые губки, и в
сладкой дремоте шепчут они любовные
речи, имя мое поминают…»
Сам не зная зачем, ровно вкопанный стоит на крыльце Веденеев. Все еще видится ему милый лик дорогой девушки, все еще слышатся
сладкие, тихие
речи ее. Задумался и не может сообразить, где он, зачем тут стоит, что ему надобно делать… С громом подкатил к крыльцу извозчик в крытой пролетке.
Кончилась все это тем, что «дева» увлеклась пленительною сладостью твоих обманчивых
речей и, положившись на твои
сладкие приманки в алюминиевых чертогах свободы и счастия, в труде с беранжеровскими шансонетками, бросила отца и мать и пошла жить с тобою «на разумных началах», глупее которых ничего невозможно представить.
Ах, как он говорил! Мы, затаив дыхание, слушали его. Наши глаза не отрывались от этого полного воодушевления лица. Да, настоящий актер был перед нами, и светом истинного, вдохновенного искусства веяло от его слов!.. Он давно уже закончил свою горячую
речь, а мы еще сидели, завороженные. И только когда он вышел, мы очнулись, словно проснулись от
сладкого сна.
Из роду князей Мышитских, наученный искусству красноречия в Киевской академии и всем приемам ухищренной политики при дворе коварной Софии, которой был он достойным любимцем, умевший поставить себя на степень патриарха поморских раскольников, он знал очень хорошо, с кем имеет дело, и потому оправлял свое лицемерие, властолюбие и вражду к роду Нарышкиных в
сладкую, витиеватую
речь, в чувства любви, признательности и святости.
Словно
сладкий мед вливают
Речи молодца,
И разнежася вздыхает
Тяжко, сладостно...
А гость был не иной кто, как тверской купец Афанасий Никитин, купец без торговли, без денег, убогий, но богатый сведениями, собранными им на отважном пути в Индию, богатый опытами и вымыслами, которые он, сверх того, умел украшать
сладкою, вкрадчивою
речью.
Нас не так скоро послушают — мы слывем озорниками, может статься и проговоримся; а ты нас поддержи: государыня жалует тебя больше нашего; стоит тебе зажурчать
сладкою своею
речью, так поневоле развесишь уши и ретивое заговорит с тобою заодно.
Приятной денницы
Задумчивый пламень во взорах сиял:
Сквозь темны ресницы
Он
сладкое в душу смятенье вливал;
Потока журчанье —
Приятность
речей;
Как роза дыханье;
Душа же прекрасней и прелестей в ней.